За, что был репрессирован Белалетдин Галеевич? Да за то, что имел просторный дом – шестистенок, (отапливаемый дом, соединенный общими сенями с летним домиком), баню, сарай с кардой , амбар. Имел молотилку, сепаратор. Лошадей и коров сдал при вступлении в колхоз где-то в 1928 году. Но оставался большой огород, тёлка, гуси, овцы.
При рождении ребенка он высаживал березку, которые позднее были прилюдно срублены одним из родственников – активистов (видимо выслуживался, чтобы отвести от себя беду из-за близости к кулакам). Оставшаяся после раскулачивания живность (телка, гуси и куры) в колхоз по каким-то причинам не попала, её потом потихоньку порезали наиболее шустрые односельчане. Фатима абий (Исанбаева) рассказывала, что тёлка неделю возвращалась во двор и жалобно мычала, пока кто-то не прибрал её себе.
Отец Белалетдина Галеевича не дожил до раскулачивания, умер в 1928 году. У Белалетдина были 3 брата: Кашшафулла (жена Фатима, позже вышла за Барыя), Сахауетдин (жена Майсырур), Ишназар (жена Хатира). У Сахауетдина были 2 дочери: Камиля (муж Файзрахман, дочери Фаузия, Важиха, Факиха и Валима) и Асьма (дер. Алайгирово, сын Фаниль). Гали сын Кильмухаммета , был женат на Мухаматъямал. У него были братья Усман (жена Гайша), Муса (жена Биби), Гумар (жена Махия) и сестра Тутыя (муж Габдулла из Верхнего Тюкуня). Дедом Гали Кильмухамметовича был Янбирде . Дальше родословная по нисходящей шла следующим образом: Исанъюл , Ишбирде , Абулгари , Даулат , Асылкай и Саетбай. Дальнейший путеводитель по моим предкам был изложен выше в воспоминаниях об Ишкуатовой Марьям Кинзябаевне.
Галей (Гали) помог построиться сыновьям. Остальных сыновей не раскулачили, т.к. они жили отдельным хозяйством и причислялись к беднякам. Мать Белалетдина – Гульнису , также оставили в деревне у одного из племянников мужа – Сагидуллы , живших по соседству. Но уже через восемь месяцев она умерла, горе укорачивает жизнь. Сагидулла с женой Зайнап вырастили двух дочерей (Асьма и Закария), те тоже вырастили по два ребёнка.
Из деревни Йомран кроме моего деда был выслан на каторгу еще один житель – сын старосты Фасхетдин бабай. В его доме разместилась школа, которая была разрушена лишь в начале этого века. Образованный человек (по тем временам), он остался жив, после 10 летней отсидки в сибирских лагерях благополучно вернулся. Его дождалась бездетная жена Сурур , проживавшая в бане. Люди не пускали её к себе, опасаясь репрессий. Она приезжала к Ибрагимовым на Моторный , чтобы поделиться новостями о мужьях или, хотя бы, поплакаться. В последствии Фасхетдин бабай сходил на войну и вернулся. Его отец тоже был долгожителем (умер где-то в 90 лет). А вот дед мой из Сибири не вернулся. В каком году он умер – неизвестно.
В 1930 году мою мать отослали к старшей двоюродной сестре Гульсум (муж – ветеринар Котлоахмат, позже отрезал руку на пилораме и умер) в деревню Верхний Тюкунь , чтобы присматривала за её малолетней дочерью Василёй. Там мать заболела желтухой, а, вернувшись, не застала старшего брата Фахретдина , его посадили в тюрьму из-за отсутствия сестрёнки (моей матери) по месту жительства.
В июле 1932 года моя мать (ей было 8 лет) явилась на Кармаскалинский сборный пункт и была вывезена со своей матерью Гильмановой (в девичестве) Гайниямал Каримовной (41 год) и братишками Габдулхаем (6 лет) и Фархетдином (2 года) на барже в Южный поселок спецпоселения “Моторный завод”. Старший брат матери – Фахретдин был выслан ранее – после достижения им совершеннолетия. Этот посёлок располагался в затапливаемой зоне и после весенних половодий приходилось отстраиваться заново.
Кстати, старший брат моей бабушки (Гайниямал Каримовны) – Мурдабай из деревни Алайгирово , также был зажиточным крестьянином и вместе с женой Разией и детьми – Барыем (в последствии он был заместителем одного из начальников спецпоселения, погиб на фронте), Баязитом (г. Уфа), Басыром (Узбекистан), Марзией (Белебей) был вывезен на той же барже (кстати никого из них нет в списках памяти).
В 60 годах Мурдабай бабай жил недалеко от нас в дер. Фёдоровке (поселение от Конезавода № 119). Первая его жена, Разия, умерла после войны от какой-то болезни. Я помню, как в период карантина по скоту он сторожил на пригорке под дубками, заставляя всех проходящих ходить по опилкам, пропитанным каким-то химикатом. Дубья те всё ещё стоят невдалеке от речушки Кузяк, а Мурдабай бабая нет. Он трагически погиб недалеко от тех мест под перевернувшейся в лесу телегой возле нашего кордона в 60-70 годы. Старшая дочь Уркуя, увезла его тело в д. Алайгирово.
Я встречался с Марзией опа в командировках в городе Белебее, куда она с мужем переехала после возвращения с фронта. Звали её мужа Тарасюк Василий Иванович и жили они в частном доме на улице Фурманова. Она была орденоносцем и после её трагической смерти в зимнюю стужу, отделение солдат дало прощальный салют над могилой.
Другой брат бабушки – Закир под репрессии не попал, но он не вернулся с фронта.
Не попал под репрессии и Ибрагим бабай. Его выгородил старший сын Мухаммат , работавший в руководящих органах (возможно рискуя не только карьерой). Дочь Зухра также в последствии работала в одном из министерств.
Сестрёнка бабушки Зайнап вышла замуж за Кутлубая Яхина и переехала к нему в Архангельский район. Родственники по этой линии, мастаки в строительных делах, здорово помогли мне при реконструкции кордона.
До глубокой осени жили в палатках в пос. Южном, затем перевели в бараки. Семья Ибрагимовых впятером жила в большом бараке в одной комнате с Кильдекуш из д. Тазларово с женой (рано умерла), сыном Хуснутдином с женой, другим сыном Хаербара с женой. Позже, когда они построили себе домишко и отселились, в комнатку к Ибрагимовым поселили двух сестёр Марусь. В одном с ними бараке жил двоюродный брат бабушки Габдрахим бабай из дер. Алайгирово. Здесь младшие Ибрагимовы учились в местной школе, выстроенной из брёвен в посёлке. Первое время, верховые охраняли и никого не выпускали из посёлка. Позже жителям посёлка разрешили при необходимости ходить в Инорс, что был в километре от Южного.
Мурдабай бабай, вместе с Фахретдином бабаем, были направлены на лесозаготовки в Белорецкие леса. Гайниямал и жена Мурдабая (Разия из деревни Мансады) написали им на арабском языке два письма (на случай, если одно не дойдет), чтобы держались вместе, продали старинную шубу, большую подушку (ястык) и на эти деньги купили провиант. Может быть благодаря этому совету, несмотря на свирепствовавший по стране голод, им удалось выжить. Габдрахим бабая также отослали на лесозаготовки в Белорецкие леса, но на другой участок. Года через два они вернулись (где-то половина посланцев не вернулась).
Учитывая нужду работников НКВД и МГБ в качественном питании, а также крестьянское происхождение, с началом войны часть семей репрессированных, направили в сельское подсобное хозяйство этих организаций, расположенное в пос. Загорский (и не только). В начале переселенцы вырыли землянки и жили в них и шалашах, затем построили бараки, но отдельные домики-землянки и реконструированные бараки сохранялись до нового века. Сейчас посёлок преобразуется. В сельпо появился кондиционер. А ведь ещё недавно, Фархетдин абый пел частушку о нашем магазине:
“В совхозе НКВД имеется лавка – Пару спичек продаёт и четыре булавка”.
В Загорске строятся красивые дома, хорошеет внутреннее убранство квартир. Но зато окрестности посёлка постепенно захламляются мусором. Мусором заваливается лес, ревностно охранявшийся раньше моим отцом. А, из-за жадности садоводов, дорога, соединяющая посёлок с Чесноковкой, стала такой узкой, что не везде могут разъехаться две легковушки. А когда в 70 годы отводили участки под сады, по ширине дороги могли разместиться десяток грузовиков.
Здесь мою мать приняли в профсоюз рабочих коневодческих совхозов (членский билет №111663 от 20.03.1943г.). Работала на разных работах, выплачивая ежемесячно по 2 рубля членских взносов. Заготавливали овощи и картофель (даже арбузы выращивали на пригорке). Участвовали в заготовке дров для города. Перед замужеством она работала телятницей. В Загорске не приходилось голодать, т.к. они имели возможность выращивать для себя картофель, а реализуя его – приобретали нужные продукты и вещи. Мать была звеньевой, ежедневно перевыполняла трудодни. С теплотой вспоминает своих подруг по работе в те годы. В её звене трудились Гусакова Ефросинья, Новикова Шура (утонула в озере рядом с домом в Чесноковке). На память о том времени у нас осталась фото 1945 года матери с несколькими женщинами – передовиками.
Отношение к репрессированным в те годы было издевательским. Мать вспоминала, как конные их отлавливали при попытке сходить в Уфу (автобусы тогда в город не ходили). Почти до середины шестидесятых до Чесноковки можно было из города добраться только на Булгаковском автобусе или на попутных машинах. Строительство аэропорта перевернуло жизнь ближайших деревень.
Выйдя замуж за Талгата Махмутовича (свидетельство о браке № 656 от 18 марта 1948 года), вела домашнее хозяйство, воспитывала детей, а также подрабатывала в летнее время в лесничествах Уфимского лесхоза временной рабочей и сезонной лесокультурницей. В отдельные периоды была временным пожарным сторожем и периодически (на время отпуска отца и перед моим совершеннолетием) работала лесником. Я раньше упоминал, что она была полноватой, когда выходила замуж, но при мне она была поджарой, невысокого роста, волевой женщиной.
Между делом она занималась моим воспитанием. Так как телевизоров в те отдалённые времена у нас почему-то не было, а сверстники редко приходили ко мне поиграть (далековато от деревни), то она научила меня играть в шашки. Шахматная доска, правда, была из толстой бумаги самостоятельно расчерчена и состояла не из 64, и даже не из 100 клеток, а, сколько на душу придётся, шашки набрали из пуговиц и ещё чего попало. Главное я научился играть, т.е. кроме уроков было чем заниматься длинными вечерами.
Сахар раньше был кусковым. Этот сахар был желтее нынешнего, т.е. его известковали в меньшей степени. Эти куски сахара, похожие на отколотые от асфальта льдинки, раскалывались с помощью косаря на куски поменьше, а затем на мелкие кусочки с помощью специальных щипцов. Мне доставался большой кусочек, а самый маленький забирала себе бабушка (со стороны матери, жившая у нас) и я с удивлением смотрел, как она с этим единственным кусочком сахара пила чай, чашку за чашкой и посмеивалась над моим недоумением. Надо сказать, что один из двоюродных братьев моей будущей матери Хайретдинов Махмут (родом из Бишула) в те времена был главным бухгалтером в Сахарзаводе и подарил моим родителям на свадьбу 15 килограмм сахара. По тем временам это было неслыханное богатство. Мать до сих пор с благодарностью вспоминает об этом.
Я не помню, чтобы она сидела без дела, всегда в работе. Даже идя с поклажей из магазина, она откидывала с дороги камни или другой мусор. Кстати, кордон наш построен на вырубке, где во время войны она работала с подругами в зимнее межсезонье, помогая не многим мужчинам раскорчёвывать лес.
Основной огородной культурой в Русском Юрмаше (как и в соседнем Иглинском районе) был лук. Помнится один год мы (но основную нагрузку брала мать) заготовили около 5 тонн лука и сдали его на склад государству. Кроме того, держа скотину, мать возила в город на рынок и по знакомым на продажу не только овощи, но и мясо, молоко, масло, сметану, яйца, шерсть. На сэкономленные деньги в 1969 году купили мне мотоцикл “Восход” за 489 руб. Позже отец покупал грузовой мотороллер “Муравей”, но я не смог совладеть с трёхколёсной техникой. В отличии от двухколёсного мотоцикла, почему-то я не мог на “Муравье” маневрировать, даже на тихом ходу. Его быстро перепродали в Федоровку. Как-то, увидев мотоцикл с широкими колёсами, приобрёл его, думая, что с такими колёсами он пройдёт по любой грязи. Это оказалось далеко не так. Его у меня купил мой коллега – Гусаков Леонтий. В 1981 году родители дали денег на желтенький (цвета детского поноса) “Москвич-412”, который я купил по очереди в своём министерстве. На свадьбе сестренке подарили – 90% стоимости алой шестерки (имею в виду не БМВ или Мерс, а Жигулёнка). Позже, отцу, как инвалиду войны, предложили бесплатный “Запорожец”, но мы предпочли приобрести за полную стоимость (просто так, легковушки в те годы не продавали, нужно было много лет стоять в очереди) светло-зеленую семерку . Лет через семь, продав её, я ходил пешком, но после смерти отца, купил красную “Оку”. Затем приобрёл инжекторную “Ниву” фиолетового цвета. Последняя машина – серебристая “Шевроле-Нива”. Все автомобили я приобретал с новья, т.к. не отличался способностями к ремонту техники. Почётное наименование “Мастер-ломастер” – это обо мне.
Кроме того, на моё имя 7 сентября 1982 года у гражданки Подтеребковой И. В. была куплена 8/100 доли частного двухэтажного дома № 6 на улице Аксакова в городе Уфе. Сестрёнка с шестёркой распрощалась неудачно. Наступила смена девальвация и на вырученные от продажи деньги смогли купить только цветной телевизор. Мы продали свои “двухкомнатные хоромы” жилой площадью около 27 м2 и почти все полученные средства отдали сестрёнке, чтобы она смогла уплатить первоначальный аванс за выделяемую ей телерадиоцентром 4-комнатную квартиру в Дёмском районе Уфы.
Мне кажется, практически я уверен, что между близкими родственниками может существовать телепатическая связь. Хочу рассказать о случаях из детства. Мальцом присматривал за скотиной. Я был смел с ними, т.к. в моих руках был прут, и коровы мне подчинялись. Но однажды, коса нашла на камень, один из бычков оказался таким же храбрецом, как и я. Он, не взирая на мой прут, пригнул голову и пошёл на меня. Напрасно я хлестал прутиком по его наглой голове с подобием рогов. В конце концов, мне пришлось позорно ретироваться, а бычок, как оказалось, бегал быстрее меня. Он начал катать меня по земле, топча отнюдь не мягкими ножками. Не думаю, что я настолько громко кричал, что мать услышала мои крики в лесу в нескольких сотнях метров (она была на дальнем верхнем огороде). Но она прибежала и спасла от разъярившегося животного. Отмыла в ручье мои раны и слёзы. После чего я пас скотину не с тонким прутиком, а вооружившись мощной дубинкой.
Другой запомнившийся случай произошёл, когда я уже учился в школе. Возвращался домой в весеннюю пургу, но не смог осилить пригорок над Юрмашем и прилёг прямо на дороге. Решил, что надо отдохнуть и согреться, а затем продолжить путь. Глаза слипались, становилось тепло (т.е. я начал замерзать) и вдруг услышал голос отца. Он поднял и уложил меня в сани. Оказывается бабушка (со стороны матери, она жила почти всё время с нами, т.к. после гибели мужа в лагерях, так и не вышла замуж) дома места себе не находила и погнала его запрячь лошадь и ехать навстречу мне, хотя давно уже меня не встречали. Бежавшая по ветру лошадь, почувствовав человека на дороге под надутым сугробом, резко остановилась. Отец сошёл с саней и нашёл меня. Потом меня спрашивали, чего мол там делал, на что я отвечал: “Тепло пускал”. Под этим подразумевал, что когда лёг, то, укутав рот шарфом, начал дышать и воздух был теплее, чем тогда, когда шёл.
Ещё один подобный случай произошёл значительно позже. Я жил в городе и по выходным, а иногда и в будни наведывался домой. Однажды, уезжая, сказал, что дорога плохая и приеду лишь через неделю. Но, что-то заставило меня вернуться на следующий же вечер. Я приехал во время, у матери был приступ инфаркта и я успел довезти её до больницы.
За трудолюбие и ударный труд во время Великой Отечественной войны в совхозе НКВД моя мать награждена медалями “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.” (Т№241852) и “50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.” (А№0056191).
Даже в восемьдесят пять, она, инвалид 1 группы, тем не менее, пыталась держать хозяйство. Содержит в чистоте дом и просторный двор, работает в огороде, откармливает десяток кур, собирая с них яйца. Яйца не магазинные, крупные. А огород не маленький, площадь усадьбы (с надворными постройками) достигает 40 соток. Когда мать полет картошку, ноги не слушают ее, она передвигается с помощью рук. Я не препятствую ей, ведь один из мудрых выразился в том смысле, что движение – жизнь. Сельская администрация из с. Чесноковки, забыла её и не приглашает даже на день ветеранов. Она и не ждала от них ни моральной, ни практической помощи, привыкла обходиться своими силами или “запрягая” детей и ближайшую родню. Но в апреле 2010 года я узнал, что ветеранам роздали юбилейные медали. Моей матери, как кавалеру медали “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.” обязаны были выдать очередную награду, но она её не получила. Я воспользовался электронной почтой и послал обращение в администрацию Уфимского района. Тотчас был получен ответ, что заявление принято, но в результате мать лишь вызвали для участия на митинге и чаепитии в день Победы. Формальным поводом для невыдачи медали послужило не забывчивость местных чиновников, а то, что в разных документах, отчество матери писалось в различной интерпретации (Билаловна, Белолетдиновна, Белаловна…). Тогда я послал электронное обращение в правительство республики, ещё через месяц - президенту. Проходил месяц, но никакой реакции. И тут сменился президент республики. Я понял, что причина не выполнения пустякового, по сути, заявления в том, что чиновники занимались собственными проблемами. Послал электронное обращение в прокуратуру республики, с намёком, что дальнейшим моим действием будет обращение на Ильинку . После чего в первых числах августа вызвали в сельсовет и вручили медаль “65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.” (А № 1078432). Позже пришло около десятка ответов чиновников, показывающие, что они работают по этой проблеме.
Еще несколько лет назад она обеспечивала рассадой помидор, огурцов, перца и капусты многочисленных знакомых из садов, соседних деревень и аппарата министерства. Когда была моложе, часто возила товар на базар. Возить товар на рынок из кордона это вообще-то громковато сказано. Отец подвозил её на лошади до села Русский Юрмаш, а оттуда она уезжала на попутке, если была, до станции Шакши. А возвращаться со станции чаще приходилось пешком (мобильники тогда могли быть лишь в мечтах самых смелых фантастов). Зимой подоенное молоко мать разливала в тарелки и миски, выносила на мороз, а затем, собрав это замороженное молоко, везла на “Моторный”, продавала его по знакомым и не знакомым квартирам. Я несколько раз сопровождал её. Видимо не могла оставлять мальца одного в доме. Мало ли, что могло случиться. Так вот, запомнилось возвращение весной. Мать решила возвращаться в кордон напрямую через деревню Шакшинку и далее мимо нашего сенокоса. Дорогу развезло, каждый шаг для меня был таким тяжким, а мать всё уходила и уходила вперёд… Она пыталась какое-то время нести меня на руках, но ведь была ещё и масса покупок. Поэтому она не долго меня несла и пришлось самому преодолевать трудности. Пытался сесть и не двигаться, но это не дало результатов. Мать спешила домой. Надо было вовремя подоить корову. Теперь я рад, что с детства был приучен к упорству в преодолении препятствий.
В Юрмаше у нас рос замечательный лук, но вот в Загорске он не удавался. Земля здесь другая, не для лука.
Странное совпадение, но наш кордон построен на участке, вырубленном и раскорчёванном во время войны и после (до 1948 года) при её участии. Она носила древесные чурбаки на баржу, для вывоза их в Уфу.
Трагическая смерть мужа подкосила её и без того не лучшее здоровье. Но, тем не менее, она всячески помогает мне выживать в условиях рыночной системы. Вот и в последние годы, почти не расходуя свою пенсию, она сумела подготовить большую часть суммы на приобретение “Шевроле-Нивы”.
Смерть её была тяжёлой, но скоротечной. Она угасла за 3 недели. Из администрации Чесноковского сельсовета её не пригласили на день ветеранов, а на другой день пршла комиссия садоводов и отрезала линию электричества, мотивируя тем, что мало платим (оплата производилась по счётчику, но летом я сделал предоплату, т.е. оплатил больше, чем нажёг). Комиссия напомнила матери о днях раскулачивания и она слегла. Кто-то скажет: “Возраст”. Да, возраст, но толчком стало бездушие и наглость людей. Я перебираю в памяти лица членов комиссии и удивляюсь. Наверняка среди них были адекватные люди, но почему они пошли на поводу смутьянов. Одна из которых, бывшая продавщица, уволенная, (но, скорее, по документам, уволившаяся), из нескольких магазинов то ли за пьянку, то ли за растраты, твердила, что мол платит 200 руб в месяц за свет, а мы мало. При этом показания счётчика в расчёт не брались, хотя он был перед глазами любого, кто хотел посмотреть.
С того дня мать не вставала. Она почти не спала. Поэтому не спал и я, т.к. надо было вставать и давать, то воду, то чай, то что-нибудь покушать... А света не было. Недосып сказался на аварии, случившейся в тедни со мной. Я отвёз поздно вечером Розу Головину, делавшую уколы, в Ольховое и возвращаясь в темноте поздно заметил телегу, ехавшую в попутном направлении. После разъезда со встречной машиной повернул, но было поздно. Удар разбил телегу, на машине пришёлся по фаре, правым крылу и передней двери. Хорошо, что избежал встречного удара с авто, а с пьяным возницей ничего не случилось. На видеокадрах хорошо просматривалось, как после ослепления встречной машиной, передо мной внезапно появляется телега, все колёса которой находятся не на обочине, а на асфальте. Будь на телеге или вознице светоотражатели, может заметил бы раньше и успел затормозить. Дело решили мирным путём. Но ремонт обошёлся мне в 30 тыс. руб.
Похоронили мать в Старых Киешках, рядом с могилой её мужа (место, по её просьбе, было оставлено в ограде заранее).
Со временем она все больше и больше походила на свою мать Ибрагимову (Гильманову в девичестве) Гайниямал Каримовну, только у той характер был помягче. Бабушка считалась необразованной, только лишь за то, что не умела писать на русском языке (или, хотя бы, на латинице). Но прекрасно читала старенький латанный-перелатанный Коран. А я, в отличие от неё, имея высшее образование, не умею писать на арабском языке. Так кто из нас, находясь где-нибудь в Эмиратах, считался бы безграмотным? Да и разве она виновата, что в те годы на башкирах ставились эксперименты, вводя, то один, то другой вид письма. Первоначально писали арабскими буквами, в конце 20-х годов перешли на латинские, а перед войной – на славянские буквы. То ли азбуке учиться, то ли выживать.
Перед тем, как семью выслали на “Моторный”, родственник Мухаммат, работавший на руководящих должностях, предупредил её об этом. Она собрав лучшие вещи, пешком унесла их в Тюкунь для сохранения родственникам. Из этих вещей до последних дней сохранялся только палас ручной работы, но т.к. он был поеден молью, то его сожгли после смерти моей матери.
Бабушка обычно жила у нас, присматривая за мной, изредка уезжала на непродолжительное время к другим детям. Это была тихая и спокойная женщина. По её просьбе, ежегодно, по несколько раз, мои родители собирали односельчан на различные религиозные праздники. Это не были празднования в обыденном для славян понимании. Готовились жирные супы с хорошо отваренным мясом (у всех стариков и старушек были проблемы с зубами), вторые блюда в виде бишбармака, и, естественно, основа празднества – чай индийский или цейлонский с баурсаком и пирогами. Никаких спиртных за столом. Изредка, после ухода муллы и уважаемых старцев, если накапливалась приличная компания пьющих мужиков и был повод, они, где-то на улице, выпивали по стопочке, другой, а то и третьей. Иногда старушки и старики собирались просто на чаепитие. Отсутствие спиртного и мяса на столе нисколько не влияло на праздность настроения.
Сейчас, узнавая из прессы о зверской жестокости мальцов и молодых людей к старикам, пршедшим войну, я задыхаюсь от возмущения. Разве сейчас на дворе не просвящённый 21 век?! Неужто мы живём во времена варваров? Ещё Чингизхан установил одним из десятка правил, наравне с предателями, предавать смерти тех, кто не слушает старших. Уважение и почитание старших у тюрков было в крови. Что же случилось со страной, если на Алтае, прародине тюрков, ученики избивают пожилую учительницу. Кто-то скажет, мол они не тюрки. Но ведь мы веками жили в одной стране и должны были передать друг другу лучшие традиции. Так что же случилось со страной? Но вздыхать о прошлом не время. Надо как-то исправлять сиуацию. А для этого нужно, чтобы каждый не проходил мимо мелких пакостей, творимых подростками. Ведь, как с ручейков начинаются реки, так и с малых глупостей начинаются большие беды.
Моя бабушка по матери похоронена в Киешках, рядом со старшим сыном Фархетдином. Она пережила его на 9 лет и умерла 6 октября 1979 года. Да, тяжко тем родителям, кому на долю доводится пережить своих детей. Но её успокаивало, что живы её 2 младших сына и дочь, подросли внуки, внучки и растут правнуки. Не далеко от неё покоится тело муллы из Загорска – Камалова Габдылхая, ещё дальше нашла своё последнее пристанище его хромая, но умная, красивая лицом и душой дочь Райса. Не знаю, есть ли загробная жизнь? Если есть, видят ли они нас и как относятся к тому, что творим мы на этом свете, чаще всего, не задумываясь о будущем. Спасаем ли мы свои души лишь тем, что ханжески красим их оградки, не задумываясь о смысле нашего бытия. Есть ли прок от того, что изредка забежим в мечеть или церковь? Наверное жить надо так, чтобы не было причин молить о прощении. Прощать можно тех, кто случайно отступился. Тех же, кто преднамеренно делает зло, вряд ли ждёт хорошее. Ну вот, из лирической прозы, вдарился я в мораль. А кому она интересна? Во всяком случае не тем, кто отступился и погряз в мирских грехах. Да и вряд ли им по силам читать мои воспоминания о прошлом и будущем.
Уважаемый редактор. Не знаю, уместно ли печатать о моей матери, т.к. она родилась и жила в других селениях, а не в Бишауле. Жаль, что в сайте Савалеево нет раздела земляки. На всякий случай высылаю. С уважением, Радик Мухаррямов
